БИБЛИОТЕКА НОВАГО ВОСПИТАНІЯ и ОВРАЗОВАНІЯ и ЗАЩИТЫ ДѢТЕЙ. Подъ редакціей И. ГОРБУНОВН-ПОСНДОВЯ. — № хсѵіі. Q Ь20 -JA л г в "szM Т. Д. Сухотина. •С 91 МАРІЯ МОНТЕССОРИ И НОВОЕ ВОСПИТЯНІЕ. Съ 18 иллюстраціями, изображающими занятія дѣтей въ „Домахъ ребенка" Монтессори и пособія для этихъ занятій. Типо-литографія Т-ва И. I I . КУ І І НЕ Р Е ВЪ и К". Пименовская ул. , соб. домъ. Мо с к в а—1 9 1 4 .
Гисударсиеші БИБЛИ01ЕКА С С С Р ді», 8, 1 Яши iZyoKSV
^оединеніе вь этой книгѣ взглядовъ двухъ, полныхъ 'самой искренней симпатіи къ дѣтямъ, женщинъ—новаго италіанскаго апостола педагогической реформы Маріи Монтессори и дочери великаго русского реформатора воспитанія Льва Николаевичаï Толстого, одушевленной одними съ отцомь своимъ педагогическими идеалами, придаешь этой книгѣ особенное Глубокое, по нашему мнѣнію, значеніе. Методы Монтессори, разумѣется, подлежать еще всесторонней критикѣ, —и, главное, критикѣ самой жизни. Вь настоящее время происходить цѣлый рядь опытовь примѣненія ихь вь разньіхъ странахъ,—главнымь образомь, вь С.-А. Соединенньіхъ Штатахъ, Англіи и т. д. Результаты этихь опытовь дадуть, конечно, новыя данныя для сужденія о правильности и жизненности этихь методовь. Постепенно изъ этихь методовъ Монтессори возьмется все живое, способствующее всестороннему гармоничному развитію ребенка, и будешь отброшено все, несоотвѣтствующее этой цѣли. Постоянно искать лучшаго и лучшаго для дѣтскаго блага, брать его изь всякой педагогической системы, которая его даетъ, и не дѣлать себѣ кумира не изъ какой системы—такова должна быть задача искреннихъ друзей дѣтства. И. Горбуновь-Посадовъ.
С О Д Г: Р Ж A H I E . Стр. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 5 ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Г л а в а I. Развитіе органовъ воспріятія, „Дидактическій матер і алъ" 25 Г л а в а ІГ. Обученіе письму, чтенію и счету 37 Г л а в а III. Какъ давать урокъ 5(5 Г л а в а IV. Школы но систѳмѣ Монтессори (ij З а к л ю ч е н і е g7 ir.
Марі я Мон т е с с ори . ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. I. „Ребенокъ знаетъ душу свою, она дорога ему, онъ бережетъ ее, какъ вѣко борежетъ глазъ. И бозъ ключа любви никого не нускаетъ въ душу свою"- Левъ Толстой. Всѣ мы любимъ дѣтей. Но всѣ ли мы умѣемъ ихъ любить? Всѣ ли мы сознаемъ ту громадную отвѣтственность, которую налагаетъ на насъ наше вмѣшательство во внутреннюю жизнь ребенка? Не слишкомъ ли легкомысленно относимся мы къ зарождающимся въ его головѣ и сердцѣ мыслямъ и чувствамъ, разбуженнымъ нашимъ словомъ и примѣромъ? Мы часто забываемъ ту силу впечатлительности, ту чувствительность воспріятія, которая присуща дѣтскому возрасту. Оглянувшись на свое дѣтство, каждый изъ насъ вспомнитъ много кажущихся съ перваго взгляда незначительными случаевъ, которые имѣли огромное, рѣшающее вліяніе на направленіе нашихъ мыслей и чуветвъ. Душа ребенка — почва благодарная, и всякій, когда-либо заыимавшійся воспитаніемъ, знаетъ, какъ легко ребенокъ восиринимаетъ и хорошее и дурное. И знаетъ ту радость, которая вознаграждаетъ его за его незначительныя усилія. Поэтому нельзя достаточно осторожно относиться къ нашему вліянію на дѣтей. Когда человѣкъ добросовѣстпо и съ любовью подходитъ къ дѣтской душѣ—результаты не могутъ не быть плодотворными. И вотъ та италіанская дѣвушка, докторъ медицины Марія Монтессори, о дѣятельности которой мнѣ хочется подѣлиться
— Г) — съ людьми, интересующимися воспитаніемъ, отдала всю свою любовь, всѣ свои силы, всю свою жизнь безъ остатка дѣлу воспитанія. А такъ какъ—помимо ея горячей любви къ этому дѣлу— дѣвушка эта обладаетъ исключительнымъ умомъ и сильной волей, то результаты ея работы огромны. Маріи Монтессори можно довѣриться: она не сразу пришла къ тѣмъ выводамъ, которые теперь руководить ея работой: долгія, упорный, кропотливыя изслѣдованія, — всегда провѣренныя опытомъ,—привели ее къ нимъ. Приведу одинъ случай, служащій примѣромъ териѣнія и настойчивости этой замѣчательной дѣвушки. Ей понадобилось прочесть научныя сочиненія французскихъ ученыхъ Seguin и Itard, писавшихъ о воспитаніи ненормальныхъ дѣтей. И вотъ, для того, чтобы проникнуть въ смыслъ и значеніе этихъ книгъ, Монтессори собственноручно переписала, переводя ихъ, 600 печатныхъ страницъ перваго тома сочиненія Seguin, а потомъ, получивши второй томъ на англійскомъ языкѣ, перевела и его. „Я почувствовала потребность изучить ихъ" ,— пишетъ Монтессори объ этихъ сочиненіяхъ, — „и вотъ я сдѣлала то, чего никогда не дѣлала, и что, можетъ-быть, придется когда-нибудь повторить: переписала по-италіански отъ начала до конца сочиненія этихъ ученыхъ каллиграфически... Каллиграфически, — для того, чтобы имѣть время взвѣсить смыслъ каждаго слова и проникнуться духомъ автора". Проводя прошлую зиму въ Римѣ, мнѣ пришлось узнать ее и побывать въ школахъ, устроениыхъ по ея системѣ. Маріи Монтессори теперь за 40 лѣтъ. Это еще вполнѣ свѣжая, красивая, энергичная женщина. Она еще не почила на своихъ лаврахъ и продолжаетъ работать, но въ ней уже чувствуется нѣкоторая увѣренность въ томъ, что она стоить на вѣрномъ пути, и видно, что она превозмогла много трудностей, которыя теперь остались позади. Она продолжаетъ работать, находя, что ею еще только начерчет тотъ путь, по которому слѣдуетъ итти, и только намѣченъ тотъ идеалъ, къ которому желательно приближаться. Смолоду ей пришлось вступить въ трудную борьбу, которую только ея непоколебимый характеръ могъ преодолѣть. Началось съ того, что когда Марія захотѣла поступить въ университетъ, ея родители, у которыхъ она единственная горячо любимая дочь, этому воспротивились. Въ то время они %
' — 7 — видѣли въ ея иоступкѣ только опасное и огорчительное чудачество. Надо сказать, что хотя въ Италіи доступъ въ университетъ женщинамъ давно уже открыть, но зато общественное мнѣніе въ Римѣ настолько рутиннѣе и болѣе отсталое, чѣмъ русское, что, особенно въ то время, когда Марія поступала въ университетъ, этотъ шагъ считался для дѣвушки неслыханнымъ и скандальнымъ. Для нея онъ нисколько не былъ облегченъ еще тѣмъ обстоятельствомъ, что она была молода и красива. Послѣ долгой борьбы Марія Монтессори получила разрѣ- - шеніе родителей поступить въ университетъ, который она блестяще окончила. Она была первой женщиной, получившей въ Римѣ степень доктора медицины. Не удовлетворившись этимъ, она ѣдетъ въ Лондонъ и Парижъ и тамъ продолжаетъ изучать не только теоретически, но и на практикѣ, тѣ предметы, которые ее интересуютъ, т.-е. нервную систему и мозговую дѣятельность человѣка. Затѣмъ она возвращается въ Римъ, чтобы примѣнить на дѣлѣ свои знанія. Тутъ она почти съ первыхъ шаговъ расходится со своими товарищами, такъ какъ ей недостаточно быть холоднымъ зрителемъ наблюдаемыхъ явленій, — ей хочется поскорѣе найти практическое примѣненіе своимъ знаніямъ, она чувствуетъ потребность приложить всѣ силы своего широкаго ума и горячаго сердца на то, чтобы усовершенствовать, улучшить существующая условія. Она поступаетъ въ дѣтское отдѣленіе римскаго сумасшедшаго дома и предпринимаетъ тяжелую и неблагодарную работу— развитіе умственно - ненормальныхъ и нервно - разстроенныхъ дѣтей. Благодаря тому, что Монтессори обратила вниманіе на этихъ несчастныхъ дѣтей —для нихъ былъ устроенъ особый пріютъ, начальницей котораго была назначена Монтессори. Къ этому пріюту она еще добавила классъ для приходящихъ дѣтей, которыя изъ-за умственной недоразвитости считались невоспитаемыми въ обыкновенныхъ начальныхъ школахъ Рима. Рѣдкое соединеніе твердаго, логическаго мужского ума съ мягкимъ любящимъ женскимъ сердцемъ и чисто женскимъ терпѣніемъ, сдѣлали ту огромную работу, которая была бы не подъ силу обыкновенному мужчинѣ или обыкновенной женщинѣ. Мужской умъ наблюдалъ и изучалъ, прикладывая и при-
мѣняя къ своей работѣ не только свои, но и чужія наблюденія и знанія. А женское материнское сердце любило: любило всѣхъ безъ исключенія—отталкивающихъ идіотовъ, противныхъ порочныхъ дѣтей одинаково съ привлекательными и одаренными мальчиками и дѣвочками. Думаю я, что несчастныхъ она любила даже больше, чѣмъ счастливыхъ. Иначе развѣ возможно бы было то многолѣтнее усиліе, которое она дѣлала ради нихъ? Монтессори легко подобрала ключъ къ дѣтскимъ сердцамъ. Всѣ дѣти, съ которыми она входитъ въ общеніе, страстно привязываются къ ней. Это, разумѣется, очень облегчало и облегч а ем ея работу. Съ 1898 по 1900 года -она проводить каоісдый день съ 8 час. утра до 7 час. вечера, уча ненормальныхъ дѣтей, отдавая имъ всѣ свои умственный и душевныя силы, пытаясь вливать въ бѣдные треснутые сосуды ихъ убогаго сознанія—полный богатый потокъ своего мощнаго и свѣтлаго ума. Отдавая имъ всѣ свои дневные часы, но ночамъ она опять становится человѣкомъ науки — систематизируя, классифицируя, приводя въ иорядокъ и уясняя себѣ результаты своей дневной работы. „Великая вѣра меня воодушевляла",—пишетъ она въ своей книгѣ „Pedagogia Scientifica".—„Надо было сумѣть черезъ дѣтскую душу вызвать человѣка, дремавшаго въ ней. Мною руководило великое уваженіе къ ихъ убожеству, и та любовь, которую эти несчастный дѣти умѣютъ возбудить въ тѣхъ, кто сближается съ ними". Помимо своихъ личныхъ наблюденій и исканій, Монтессори съ жадностью и страстью провѣряетъ все, сдѣланное ею, по работамъ тѣхъ, кто до нея занимался тѣми же задачами. Каждое ихъ указаніе, каждый иамекъ ей дорогъ,—она не пропус ка ем ни одного, не прикинувши его къ своей работѣ, къ своимъ наблюденіямъ. И, какъ это всегда бываетъ иослѣ долгихъ и упорныхъ исканій, пеожиданно для самой Монтессори, явились результаты, на которые она сама не смѣла надѣяться. Какъ въ пророчествѣ Іезекіиля кости покрылись мясомъ и заговорили, такъ и тутъ,—сознаніе идіотовъ, казавшееся мертвымъ,—ожило. Произошло чудо. Ребенокъ, считавшійся ненормальмымъ, отсталымъ,-—воспи-
танный по ея методѣ, выдержалъ экзаменъ въ городскую школу легче и свободнѣе, чѣмъ нормальным дѣти, воспитанным постарому. Чудо повторилось. И потомъ опять и опять оно стало повторяться, такъ что чудо уже перестало быть чудомъ, а стало обыкновеннымъ явленіемъ, которое можно было предсказать и на которое можно было разсчитывать. Но эти результаты, вмѣсто того, чтобы успокоить ее, родили въ ней новые вопросы. „Въ то время, какъ всѣ любовались успѣхами моихъ идіотовъ",— говорим Монтессори въ своей, книгѣ,—„я размышляла о томъ, какія причины задержали одаренныхъ и здоровыхъ дѣтей изъ обыкновенныхъ школъ на такомъ низкомъ уровнѣ, что мои несчастные воспитанники были въ состояніи сравняться съ ними?" И она старается сама дать этому объясненіе: „Мальчики изъ моего прітота прошли иной путь, чѣмъ тотъ, котораго придерживаются въ общественныхъ школахъ. Имъ была дана помощь въ ихъ психическомъ развитіи, тогда какъ нормальным дѣти были задавлены и задушены. Я подумала, что если бы когда-нибудь то спеціальиое образованіе, которое такъ чудесно развило идіотовъ, было бы примѣнено къ развитію нормальныхъ дѣтей,—чудо исчезнем, и вновь появится пропасть между низшей и обыкновенной умственной организаціей". Въ 1900 г . Марія Монтессори оставляем свой пріютъ и повертываем свои усилія на воспитаніе обыкновенныхъ, нормальныхъ дѣтей. Она сперва возвращается въ университетъ, чтобы изучить философію и психологію. Нѣсколько лѣтъ она занимается въ Римѣ, Туринѣ и Неаполѣ экспериментальной психологіей вообще, и, въ частности, психологіей дѣтскаго возраста. Попутно она посѣщаетъ начальным школы, изучая ихъ системы и приспособленія. Она съ любовью вспоминаем эти года спокойной, сосредоточенной, ничѣмъ не нарушаемой работы. Теперь она скучаетъ по тѣмъ долгимъ блаженнымъ годамъ неизвѣстности и одиночества, когда она одна, сама съ собой, терпѣливо и прилежно работала, шагъ за шагомъ провѣряя пройденный путь. Она говорим, что ее слишкомъ рано открыли. Ей мѣшаютъ работать. Телеграммы, письма, посѣтитеди, просящіе указапій, отнимаютъ у нея много времени.
— 1 0 — Маріей Монтессори до сихъ поръ разработана система обученія дѣтей отъ 3-хъ до 7-ми-лѣтняго возраста, и программа этого обученія ею не только закончена, но она примѣнена во многихъ школахъ Италіи и другихъ странъ. Исторію своихъ первыхъ опытовъ Монтессори описываетъ въ книгѣ „И metodo délia Pedagogia Scientifica applicato all educazione infantile nelle Case dei Bambini". („Метода научной педагогіи, примѣненная къдѣтскому зоспитанію въдѣтскихъ домахъ"). „За этой книгой опытовъ, собранныхъ однимъ лицомъ",— пишетъ она въ концѣ этой книги, — „должны послѣдовать книги другихъ, которыя, исходя изъ индивидуальнаго изученія дѣтей, воспитанныхъ по нашей методѣ, опишутъ плодъ своихъ наблюденій. Такихъ недагогическихъ книгъ ожидаетъ будущность". II. „И познаете истину, и истина сдѣдаѳтъ васъ свободными". І о а п н ъ г т 3 2 „Для человѣка, какъ животиаго существа, не можѳтъ быть рѣчи о свободѣ. Вся его жизнь обусловлена рядомъ причинъ. Но если человѣкъ сознаетъ себя духовнымъ сущѳствомъ, то для него не можетъ быть рѣчи о стѣсненіи. Понятіе стѣснѳнія непримѣнимо къ проявленію разума, гознанія, любви«. J Толстой. „У мудреца спросили: „что такое наука?" Онъ сказалъ: „то, чтобы знать людей". У него спросили также: „въ чемъ состоитъ добродѣтель?" Онъ сказаль: „въ томъ, чтобы любить людей". Китайская мудрость. „Съ вредомъ для дѣтей поступаютъ тѣ, которые насильно принуждаютъ ихъ къ ученію... Ученіе заключается въ желаніи учиться, чего нельзя достигнуть принужденіѳмъ. Песталоцци. Тѣ нравственный основанія, которыя руководишь дѣятельностью Маріи Монтессори, всегда бывали высказываемы и примѣняемы выдающимися педагогами всѣхъ временъ. Болѣе вѣка тому назадъ Песталоцци ставилъ ихъ въ основу своей теоріи. Я еще не родилась, когда въ Ясной Полянѣ школа моего отца JI. Н. Толстого была съ полнымъ успѣхомъ ведена на тѣхъ же принцкпахъ.
— 11 — И такъ путь, по которому идетъ Монтессори,—не новый. Орудіе, которымъ она прокладываешь свой путь—то же старо, какъ міръ. И свѣтъ, освѣщающій ея путь—никогда не угасалъ. Путь этотъ—путь свободы. Орудіе—это знаніе или наука. И свѣтъ—это любовь. Мнѣ страшно употреблять эти три, вѣками нзвращенныя и ложно толкуемый понятія. „Любовь—опасное слово",—говаривалъ мой отецъ, Л. Н. Толстой. „Во имя любви къ семьѣ совершаются злые поступки, во имя любви къ отечеству еще худшіе, а во имя любви къ человѣчеству—самые страшные ужасы". А вотъ что онъ говоритъ о наукѣ: „Законная цѣль наукъ есть познаніе истинъ, служащихъ благу людей. Ложная цѣль есть оправданіе обмановъ, вносящихъ зло въ жизнь человѣческую. Но особенно понятіе свободы часто настолько извращалось, что для многихъ самый звукъ этого слова сталъ противень и страшенъ".—„Oh liberté, que de crimes on commet en ton nom!" („О свобода, сколько иреступленій совершается твоимъ именемъ!") воскликнула еще Madame Roland, когда ее вели на эшафотъ. Именемъ свободы было сдѣлано столько злоупотребленій, что не мудрено, что это слово иногда вызываешь недовѣріе и страхъ. Для однихъ оно представляется пугаломъ, признавъ которое, люди подвергаютъ свою физическую и духовную жизнь всякимъ насиліямъ и опасностямъ. Для другихъ—это понятіе есть синонимъ нарушенія всякаго порядка и освобожденія себя отъ всякихъ законовъ—не только мірскихъ, человѣческихъ—но и нравственныхъ, религіозныхъ. А, между тѣмъ, если безъ этого основного закона жизни ни человѣкъ, ни животное, ни даже растеніе не можетъ развиваться, то почему дѣти должны составлять исключеніе изъ этого правила? Если теперь уже никто не спорить о томъ, что человѣкъ достигаетъ своего высшаго развитія только при условіи наибольшей свободы; есди доказано, что рабство есть самое губительное состояніе, какъ для души раба, такъ и для души господина, и если поэтому человѣчество сочло нужнымъ для своего блага уничтожить владѣніе одного человѣка душой
другого,—то почему въ дѣтскихъ и въ школахъ эти законы не имѣютъ такого же права на существованіе? „Необходимо, чтобы школа допускала свободный естествепныя проявлепія въ ребенкѣ" — пишетъ Монтессори,—„это ея главнѣйшая реформа". И дальше опять повторяетъ: „Основнымъ стержнемъ научной педагогики должна быть такая свобода шкоАъпнковъ, которая давала бы возможность развитію неиосредственныхъ индивидуальныхъ проявленій ребенка". И вотъ, когда Монтессори устроила въ Римѣ первую свою „Casa dei Bambini" (Домъ дѣтей), она не побоялась взять девизомъ старое, старое слово „свобода". Свобода, которой и до сихъ поръ мы такъ мало довѣряемъ, несмотря на тяжелые удары, вѣками наносимые намъ за наше недовѣріе! Монтессори задалась цѣлью доказать, что свобода ставить человѣчество на единственный прочный путь къ порядку и закону, и что нужда въ теперешней школьной дисциплинѣ выросла на упорной подозрительности и недовѣріи къ той свободѣ, которая такъ необходима для счастья не только взрослыхъ людей, но и дѣтей. Она взялась доказать, что школьный правила безмолвія, неподвижности, однородности занятій, наградъ и наказаиій—такъ же устарѣли, какъ крѣпостное право. III. J „Совершенное искусство возвращается къ нрнР°Дѣ". Еантъ. „Каждый человѣкъ обладаетъ спеціальнымъ дарованіемъ и способенъ выполнить опредѣленную задачу. Нужно постараться открыть въ ребенкѣ ото спеціальное дарованіе и соотвѣтственно ему направлять его образованіе... Воспитавіе значитъ нитаніе способностей ребенка, а не созданіе тѣхъ новыхъ способностей, которыхъ въ немъ нѣтъ. Иослѣднее невозможно". Іосифъ Мадзини. „Воспитаніе должно быть приноровлено къ темпераменту и различнымъ способностямъ каждаго — развивать и обуздывать ихъ". ТТгіроговъ. Ребенокъ растетъ самъ. Роста вызвать нельзя. Изъ мыши вы никогда не сдѣлаете слона, и на земляничномъ кусту никогда не вырастите арбуза. Можно росту помѣшать, можно его задержать и заглушить.. И, съ другой стороны, можно
устранить препятствія, задерживающія его,—можно дать благопріятныя условія для расцвѣта и развитія тѣхъ способностей, которыми природа одарила ребенка. И вотъ въ этомъ состоитъ цѣль воспитанія. Мы должны всячески способствовать развитію тѣхъ сторонъ дѣтской души, которыя желательны, и заглушать тѣ, которыя, развиваясь, могутъ только принести горе самому ребенку и окружаюіцимъ его. „Ребенокъ растетъ не потому, что онъ питается",—пишетъ Монтессори въ своей книгѣ,—„не потому, что онъ дышитъ, не потому, что находится въ подходящихъ условіяхъ воздуха и тепла,—онъ растетъ потому, что въ немъ проявляется присущая ему жизнь, потому что тотъ жизненный зародышъ, отъ котораго произошло его существованіе, развивается"... По ея мнѣнію, создать въ ребенкѣ ничего нельзя,—можно разбудить иногда дремлющую въ немъ жизнь и направить ее, давая ей, впрочемъ, свободу самой развивать свои индивидуальныя стороны. „Auto-educazione" —„самовоспитаніе"—это альфа и омега монтессорской системы. Если всякій человѣкъ рождается съ наклонностями и особенностями, только одному ему присущими, съ характеромъ, ему одному свойственнымъ,—то должны ли мы, смѣемъ лп мы насиловать и ломать эти особенности? „Избави Богъ, —говорить нѣмецкій философъ Лихтенбергъ,—чтобы человѣкъ, учителемъ котораго является вся природа, долженъ былъ сдѣлаться кускомъ воска, чтобы на немъ отпечаталъ свой возвышенный образъ какой-нибудь профессоръ". Отъ этого же предостерегаетъ и Монтессори. Она особенно боится того, чтобы учитель или учительница не старались навязать свою личность ребенку. Гармонія въ оркестрѣ достигается не тѣмъ, чтобы всѣ инструменты играли бы въ уиисонъ, а, нагіротивъ, тѣмъ, что каждый инструментъ имѣетъ свой характеръ и играетъ то, что ему свойственно. Также и каждый человѣкъ долженъ внести въ міровую гармонію свою лепту, какъ бы скромна и ничтожна она ни была, но которую, кромѣ него, никто другой внести не можетъ. Къ этой особенности характера, къ этой индивидуальности въ ребенкѣ Монтессори относится съ величайшей бережливостью и отъ всякаго педагога требуетъ такого же уваженія къ развивающейся личности ребенка.
„Мы до сихъ поръ ошибочно думали",—пишетъ она,—„что естественное воспитаніе маленькихъ дѣтей должно быть только физическое. Но мы видимъ, что духъ имѣетъ свой характеръ, и что только духовная жизнь руководить человѣческимъ суіцествбваніемъ во всѣхъ его возрастахъ". На этомъ же основаніи она жестоко нападаетъ на существующая въ данное время въ Италіи программы школьнаго образованія. „Мы держимъ учениковъ задавленными унижающими ихъ тѣло и душу условіями, какъ-то: парты и внѣшнія награды и наказанія. Наша цѣль — привести ихъ дисциплиной неподвижности и молчанія—куда? На самомъ дѣлѣ, чтобы вести ихъ безъ всякой цѣли... Стараются механически влить въ ихъ сознаніе содержаніе школьныхъ программъ,—программъ, въ темную составленныхъ учебнымъ вѣдомствомъ. О, передъ такимъ презрѣніемъ къ жизни, развивающейся въ будущихъ поколѣніяхъ нашихъ потомковъ—намъ только приходится въ смущеніи склонить голову и закрыть руками краснѣющее лицо. Пришло время, когда налагается на насъ насущная обязанность: обновленіе методъ воспитанія и образованія. И тотъ, кто борется за это дѣло — борется за возрооюденіе человѣчества". IV. „Отдайте своего ребенка на восіштаніе рабу и вы получите двухъ рабовъ". Древне-греческая поговорка. „Толпа слѣдуетъ безсознательно, по силѣ инерціи, толчку, данному ей въ извѣстномъ направленіи. Развитое чувство индивидуальности вселяетъ въ насъ отвращеніѳ пристать къ этой толпѣ". Пироювъ. Самостоятельность и независимость даютъ свободу. „Новорожденный ребенокъ",— говорить Монтессори,— „не умѣющій еще ходить, одѣваться, мыться, ясно говорить—рабъ всякаго. Къ тремъ же годамъ ребенокъ во многихъ отношеніяхъ можетъ стать независимымъ и свободнымъ". „Мы сами не достаточно еще можемъ сознавать понятіе независимости, такъ какъ соціальныя условія, въ которыхъ мы живемъ—еще продолжаютъ быть рабскими. На той ступени
цивилизаціи, на которой могутъ еще существовать слуги и господа—не можетъ зародиться понятіе независимости, какъ не могло быть ясно понятіе о свободѣ во времена рабства. „Не слуги зависятъ отъ насъ — мы зависимъ отъ нихъ. Въ соціальныхъ условіяхъ жизни невозможно примириться съ такой глубокой житейской ошибкой, не оіцутивъ общихъ послѣдствій упадка нравственности. Мы часто считаемъ себя независимыми, потому что никто нами не распоряжается, а мы приказываемъ другимъ; но господинъ, который принужденъ звать слугу—служить примѣромъ зависимости отъ своего безсилія...- „Тотъ, кому служатъ, оскорбленъ въ своей независимости. Этотъ взглядъ будетъ основаніемъ достоинства будущаго человѣка: не хочу принимать услугъ ближняго, такъ какъ я не разслабленный. „Необходимая обязанность педагогіи состоитъ въ томъ, чтобы помочь слабымъ дѣтямъ прокладывать свой путь къ самостоятельности. Помочь имъ выучиться ходить безъ помощи, бѣгать, подниматься и спускаться по лѣстницѣ, поднимать уроненныя вещи, одѣваться и раздѣваться, мыться, говорить ясно, выражая свои нужды: вотъ воспитаніе независимости. Мы служимъ дѣтямъ: это рабское отношеніе къ нимъ, которое не менѣе губительно, чѣмъ если бы мы старались заглушить въ нихъ каждое полезное непосредственное движеніе". Монтессори говорить дальше, что научить дѣтей дѣлать все для себя—это работа воспитателя. Дѣлать все за ребенка— это низшая и болѣе легкая работа раба. „Эта работа не только болѣе низменная и болѣе легкая",—пишетъ она, — „она губительна для ребенка, она закрываетъ ему всѣ самостоятельные пути и ставить препятствія къ развивающейся въ немъ жизни. Послѣдствія такого воспитанія сказываются въ будуіцемъ еще болѣе, чѣмъ въ настоящемъ". Такъ какъ наша духовная жизнь ограничена нашимъ тѣломъ и всякое движеніе нашей духовной жизни проявляется какимънибудь дѣйствіемъ нашего тѣла , - то тѣло наше должно быть приспособлено для выраженія и проявленія нашихъ духовныхъ движеній. И потому Монтессори придаетъ большое значеніе развитію всѣхъ органовъ чувствъ съ самаго ранняго дѣтства, когда они находятся еще только въ періодѣ образованія и потому наиболѣе тонки и гибки. По ея научнымъ наблюденіямъ, они развиваются всего сильнѣе между тремя и семью годами.
Усиленное развитіе органовъ чувствъ имѣетъ цѣлыо сдѣлать ребенка болѣе воспріимчивымъ ко всему окружающему, для того, чтобы использовать наиполнѣйшимъ образомъ всѣ данным намъ богатства. „Жизнь —прекрасный даръ ! "— восклицаем Монтессори.— „Она движется впередъ, побѣждая препятствія, мѣшающія ея торжеству надъ существующими условіями. Та ироцессія побѣдителей, которая ее олицетворяем — будь то индивидуумы или виды—упорно и неустанно прокладываем себѣ дорогу впередъ". Въ своей книгѣ Монтессори даетъ рядъ иримѣровъ, по которымъ доказываем, какъ необходимо намъ развитіе всѣхъ нашихъ органовъ воспріятія для каждаго дѣла. Она доказыв а ем , что, начиная съ кухни до медицины и всякихъ другихъ научныхъ занятій, нужны съ дѣтства развитые органы чувствъ. Если у кухарки не достаточно развиты вкусъ, обоняніе, глазомѣръ, чувство формы, ощущеніе тепла и холода —то ей нужна долгая практика для того, чтобы въ зрѣлыхъ годахъ на опытѣ достичь того, что такъ легко дается только въ дѣтствѣ. Также и врачъ, у котораго съ дѣтства не развиты всѣ эти чувства, не можетъ достаточно тонко слышать особенности дыханія или біенія сердца у больного, не видитъ еле замѣтнаго искривленія какого-нибудь члена, не ощущаем осязашемъ начинающейся опухоли, не умѣетъ но цвѣту лица и кожи распознать болѣзнь, не умѣетъ на ощупь опредѣлить температуры тѣла. У многихъ очень ученыхъ врачей руки и пальцы до того неловки, что они прибѣгаютъ къ помощи фельдшерицъ, чтобы сдѣлать самую пустую оиерацію. Почему-то въ воспитаніи мужчинъ особенно пренебрегается развитіе органовъ чувствъ и ловкости въ пальцахъ, и потому у большинства мужчинъ пальцы настолько неуклюжи, что они часто не умѣютъ завязать себѣ галстука или снурки на башмакахъ. Я думаю, всѣмъ намъ, женщинамъ, приходилось притти въ лавку съ образчикомъ, чтобы прикупить но немъ матеріи и съ недоумѣніемъ смотрѣть на то, какъ приказчикъ прикладыв а ем вашъ образецъ къ разнымъ кускамъ матеріи, рѣзко отличающихся отъ него по цвѣту. А между тѣмъ этом приказчикъ не дальтонистъ и, вѣроятно, прослужа десятки лѣтъ въ мануфактурномъ магазинѣ, онъ, въ концѣ концовъ, привыкнем отличать оттѣики цвѣтовъ. И кухарка съ теченіемъ м м о н д т с
йремейи выучится распознавать тухлое мясо отъ свѣжаго. Но это ненужная потеря времени, когда этого такъ легко достичь въ раннемъ дѣтствѣ. A, кромѣ того, не у всѣхъ хватитъ терпѣнія въ зрѣлые года учиться отличать одинъ цвѣтъ отъ другого, учиться завязывать узелъ и т. п. И тогда часто, не имѣя этого терпѣнія, люди впадаютъ въ уныніе и разочаровываются въ своихъ силахъ и способностяхъ. Менѣе же добросовѣстные берутъ на себя обязанности съ сомнительными знаніями, что вредно отзывается и на нихъ и на окружающихъ. По мнѣнію Монтессори, обычные способы воспитанія грѣшатъ тѣмъ, что дѣтей сначала учатъ отвлеченно, а потомъ заставляютъ ихъ исполнять понятое ими. „Мы обыкновенно, преподавая, говоримъ сначала объ интересующемъ насъ предметѣ",— пишем она,—„и когда ученикъ понялъ, мы пытаемся заставить исполнить работу въ связи съ даннымъ предметомъ. Но хотя ученикъ и понялъ мысль, онъ все же испытываем огромный трудности въ исполненіи требуемой отъ него работы, такъ какъ въ его воспитаніи отсутствуем факторъ первой важности— совершенство ощущеній". У. „Принуждающій насъ силой какъ бы лишаетъ насъ нашихъ правъ, и мы потому ненавидимъ его. Какъ бдагодѣтѳдей нашихъ мы любимъ тѣхъ, кто умѣетъ убѣдить насъ. Не мудрый, а грубый, непросвѣщенный человѣкъ прибѣгаетъ къ насилію". Изъ бесѣдъ Сократа. „Для чего же разумъ людямъ, если на нихъ можно воздѣйствовать только насиліемъ? Левъ Толстой. И такъ, по мнѣнію Маріи Монтессори, мы должны какъ можно раньше начать развитіе дѣтей. Какъ же этого достичь? Во всякомъ случаѣ не принужденіемъ. Никакая работа не можетъ быть ни радостна, ни разумна, ни плодотворна, если она сдѣлана насильственно. И наоборотъ, работа не можетъ не принести большой радости и удовлетворенія тому, кто ее дѣлаетъ по своему внутреннему побужденію. Но для того, чтобы умѣть найти работу, иногда нуженъ толчокъ извнѣ, и вотъ этимъ толчкомъ въ школахъ Монтессори служим „дидактическій матеріалъ" (materiale didattico), или Марія Монтессори ж новое восплтаиіе. 2 ' 4
— 18 различный игры и занятія, приспособленныя для саморазвитія дѣтей. Кромѣ того, дѣти поставлены въ подходящія для работы условія, и учительницѣ вмѣняется въ обязанность только наблюдать за ними, осторожно направляя ихъ саморазвитіе и вмѣстѣ съ тѣмъ свято охраняя индивидуальность каждаго ребенка. Для уничтоженія всякаго принужденія въ школѣ, Монтессори начала съ того, что вывела изъ нея парту. Въ ея школѣ введены низенькіе стулья и кресла и соотвѣтственной вышины столики, легко переносимые и передвигаемые дѣтьми. Ни у кого нѣтъ своего опредѣленнаго мѣста: ребенокъ садится тамъ, гдѣ ему понравится—одинъ или съ товарищемъ—-это какъ онъ самъ захочетъ. Кромѣ того, есть коврики,- которые дѣти сами разстилаютъ на полу и на которыхъ они сидятъ и лежать, занимаясь тѣми орудіями, которыя они сами выбрали въ одномъ изъ низенькихъ шкаповъ, которые стоять вдоль стѣнъ монтессорскихъ школъ. Современная школьная парта, по мнѣнію Монтессори, служить иллюстраціей того рабства, которымъ проникнута вся современная педагогія. Она жестоко глумится надъ мудростью науки, сдѣлавшей такъ много для усовершенствованія прежней простой скамейки. „Антроиологія все приняла въ соображеніе",— пишетъ Монтессори:—„и возрастъ ребенка, и длину его ногъ для того, чтобы сдѣлать скамейку подходящей вышины, съ математической точностью вычислила она разстояніе сидѣнія отъ пюпитра, чтобы, при нагибаніи, не искривилась спина ученика; и наконецъ,—о глубина вдохновенія и сообразительности!—раздѣлила сидѣнія, загородивъ ихъ такъ, что ученикъ не можетъ выбраться изъ своего мѣста, и все это для того, чтобы ученикъ былъ въ своей неподвижности виденъ учителю и чтобы отдѣлить его отъ своего сосѣда во избѣжаніе какихълибо непристойныхъ поступковъ во время классовъ. Что сказать о такой предусмотрительности!?.. „Однимъ словомъ, ученики поставлены въ такія условія, что, у рожденныхъ здоровыми, можетъ произойти искривленіе позвоночника и они могутъ сдѣлаться горбатыми. Позвоночникъ—это та часть нашего тѣла, которая біологически считается первоначальной, болѣе древней, чѣмъ остальной скелетъ, и потому это самая устойчивая часть не только всего скелета, но и самая прочная часть всего человѣческаго организма. H вдругъ этотъ позвоночникъ, который могъ противостоять, не согнувшись, болѣе суровой долѣ первобытнаго человѣка,
www.jivo.ruRkJQdWJsaXNoZXIy NzQwMjQ=